Дети-мигранты: результаты исследования, проблемы и перспективы. Трудности перевода — как учатся в российских школах дети мигрантов Мигранты в русских школах
Москвичи стремятся в школы без детей мигрантов. До 60% детей в младших классах столицы плохо говорят по-русски
В спальных районах Москвы в младших классах две трети учеников – дети мигрантов. До 60% детей в младших классах столицы плохо говорят по-русски
Мамы и папы первоклассников еще долго будут помнить ночь на первое апреля. Рядом с продвинутыми школами с ночи выстроились очереди желающих записать сюда детей.
Да отдавайте ребят в ближайшую к дому школу! – убеждали чиновники Департамента образования.
Но заботливые родители чиновников не слышат. Они готовы возить ребенка по пробкам чуть ли не через пол-Москвы, лишь бы не поступать в обычную школу. Почему? Ответы у мам и пап понятные: “Здесь лучше учат!” Но вдруг одного папашу, с которым я беседовал у забора знаменитого Центра образования, прорвало:
Да я бы с удовольствием и сам не вставал в шесть утра, и малого не мучил! Но у нас в школе около дома в классах полно этих… Чему может научить учитель, если половина учеников по-русски не говорят!
Нетолерантный спич тут же поддержали и другие:
У нас в микрорайоне “белые” только классы “А”. В них не пробиться!
Уже дошло до разделения на “белые” и “черные” классы? Я начал разбираться. И вот что выяснилось сразу: в спальных районах столицы – в Южном и Юго-Восточном округах – до половины учеников – дети мигрантов. В младших классах – еще больше. Многие малыши выросли либо в аулах, откуда их привезли родители, либо на рынках или в подвалах многоэтажек, куда заселяют дворников и жэковских слесарей.
Это развитием московских детишек родители стараются заниматься чуть ли не с пеленок – водят на занятия музыкой и иностранным, записывают в детсад. Юные годы их “понаехавшие” сверстники проводят совсем иначе. Вот и получается – в первый класс ребята приходят совсем с разной подготовкой и разным жизненным опытом. И как тут быть учителю?
МИГРАНТСКАЯ АЗБУКА
Скоро конец года, а у меня в классе девять человек по-русски до сих пор с трудом понимают, – жалуется мне учительница начальной школы Ирина (номер школы и фамилию девушка просила не указывать). – Я еще в начале года подходила к директору, но она развела руками: “Ты педагог, учи!”
Не приученные к порядку загорелые малыши могут начать во время урока выяснять отношения или просто собрать сумку и выйти из класса – есть более важные дела. Для учителей и одноклассников такой “экзотический” однокашник – головная боль. Можно, конечно, вести урок, ориентируясь на таких ребят, разжевывая для них каждое свое слово. Но тогда скучно становится остальным и начинают бузить уже те.
Серьезная проблема для многих столичных директоров: как формировать классы? Собирать ребят, плохо говорящих по-русски, вместе и работать с ними по особой программе? Но, во-первых, какой учитель такую разношерстную компанию просто-напросто выдержит? Во-вторых, в школе есть программа и ее надо пройти. А как? Распределять в классах поровну москвичей и приезжих? Но тогда класс вынужден будет по программе двигаться очень медленно, ориентируясь на тех, кто еще не научен учиться, для кого язык учителя чужой. Посадить таких ребят за последние парты и работать только с “нормальными” детьми? Тогда очень скоро изгои с “камчатки” начнут срывать уроки.
Можно сколько угодно дискутировать о том, сколько нужно столице мигрантов и сколько из них она в состоянии переварить, научив понимать и уважать чужие (то есть наши с вами) культуру и язык. Но факт остается фактом: по сути, единственным социальным институтом, который адаптирует если не взрослых, то хотя бы их детей к жизни в российской столице, остается школа.
ОДИН ГОД ИЛИ ДВА ЧАСА В НЕДЕЛЮ?
И вариантов тут не так уж и много. Либо специально готовить приезжих ребят к школе, либо разрабатывать специальные программы, по которым в младших классах их будут учить не только программе, но и языку, основам культуры. И такая система есть, но…
Готовить детей мигрантов для учебы в обычных школах мы начали еще десять лет назад, – рассказывает мне руководитель центра образовательных программ факультета ЮНЕСКО Московского института открытого образования (МИОО) Надежда Самойлова. – В 2000 году появились группы дополнительного образования, которые дважды в неделю после уроков занимались по предмету “русский язык как иностранный”. Сейчас таких групп 211, они открыты в шестидесяти восьми школах.
Такие группы для тех, кому надо немножко подтянуть русский язык. А если ребенок вообще ничего понять не может?
Через несколько месяцев после открытия первых групп русского языка как иностранного в школе № 729 Южного округа появилась “нулевка” для ребят 6 – 7 лет, не владеющих русским. Годом позже стали заниматься еще с одной группой, в которую ходили дети 8 – 12 лет. Тогда среди учеников было много беженцев из Афганистана. Учителя, работавшие с первым набором, поначалу вынуждены были заходить в класс с поднятыми руками.
Я вошла, а они сорвались с мест и все – мальчики, девочки – побежали ко мне, схватили за руки и стали их… целовать, – рассказывает учительница, попросившая не называть ее имени. – Потом выяснилось, что это они так выражали свое уважение к учителю. Мы постепенно объяснили ребятам, что этого делать не надо, но еще долгое время руки старались держать повыше.
Из этих двух групп сегодня выросла сеть школ русского языка. По идее именно они должны готовить детей мигрантов к учебе. Занятия бесплатные, программа рассчитана на год.
КАК ИЗ МАУГЛИ СДЕЛАТЬ ШКОЛЬНИКА?
…На Кронштадтском бульваре, рядом с остановкой, на которой в декабре был застрелен болельщик Егор Свиридов, – школа № 157. Она с азербайджанским этнокультурным компонентом. Много здешних учителей родом из закавказской республики, в расписании есть уроки азербайджанского языка. При школе – культурно-образовательный национальный центр. В структуре
157-й одна из тех самых десяти школ русского языка. В ней сейчас пять десятков ребят семи национальностей.
Учебный год почти завершен. Мне показывают учеников, которые осенью сядут за парты вместе с московскими сверстниками. Мальчики одеты в костюмчики, опрятные девушки – в классическую гамму белый верх – черный низ. Шестилетки неплохо говорят по-русски, но меня понимают с трудом.
А чему вы их учите и как?
У нас два предмета: русский язык и основы русской культуры. Учим говорить, понимать, читаем сказки. Не только русские народные. Тут и Буратино, Красная Шапочка, Чебурашка, – поправляя очки, рассказывает их классная мама, 25-летняя Екатерина Александровна.
После того как ребята к моему голосу привыкли, мы затеяли разговор. Правда, я себя ощутил сапером на минном поле – лексический запас собеседников обрывался в самых неожиданных местах: про деревья они знают – ствол, ветки, листочки, а вот про кору уже нет. Несколько раз, наткнувшись на такое, с удивлением смотрю на педагогов.
Мы их учим в основном тем словам, которые нужны для занятий в первом классе, – объяснила Екатерина Александровна. – Невозможно за год и русский язык выучить, и общим развитием заниматься. На ребят постарше, когда те после нас в основную школу уходят, учителя-предметники часто жалуются: “Они у вас ничего не знают”. Но мы же не могли с ними химией заниматься и физикой!
И все же такие школы русского – единственный способ адаптации детей мигрантов. Ребят постепенно вводят в коллектив сверстников – они вместе с учениками обычных классов готовят концерты, ходят на физкультуру. В результате знакомятся, начинают дружить. Кто-то потом останется учиться в 157-й, кого-то запишут в школы поближе к дому.
Но на всю многомиллионную Москву таких школ только десять (по одной в каждом округе)! И две – сменные (вечерние) для подростков 14 – 18 лет. Учатся в них всего 417 человек…
Да и как учатся? По сути, эти учебные заведения – самодеятельность.
Нам очень не хватает нормативной базы, – рассказывает руководитель методической лаборатории “Русский как иностранный в школе” кафедры ЮНЕСКО МИОО Ольга Каленкова. – До сих пор нет утвержденных приказов, положений, учебных программ. Да и предмета “русский язык как иностранный” в наших школах официально до сих пор нет.
В школах русского языка полная анархия: учителя сами определяют, что надо детям, как с ними заниматься, как подготовить их к переходу в обычный класс. Непонятно и их финансирование.
Организационно мы – часть школы № 157. Да и все школы русского языка существуют внутри “материнских” учебных заведений, – объясняет Севда Сеидова. – Финансирование – из городского бюджета. Ребята получают обычные школьные проездные, питание в столовой. С юридической точки зрения наши ученики – обычные московские школьники. Только занимаются по другой программе.
А может, городу больше нужно таких школ? Может, нужны специальные унифицированные программы? Увы, этой проблемой ни на уровне федеральном, ни на столичном никто не занимается.
На Манежке под раздачу попали друзья-школьники разных национальностей.
КОМУ ЭТО НАДО?
Почему на всю Москву только четыре сотни учеников ходят в школы русского языка? Объяснений несколько. Во-первых, родители часто не хотят, чтобы их ребенок терял учебный год. Надеются, что с русским освоится на ходу. Во-вторых, многие просто не хотят возить чадо каждый день в единственную в округе школу. В-третьих, никто не знает, сколько лет еще семья проживет в Москве, поэтому специально готовиться к жизни в России считают бессмысленным. Рассказывали мне о девочках, которые после седьмого класса часто исчезают из школ – хорошей жене “лишние знания” ни к чему.
У нас каждую весну в один момент вдруг пропадает половина учеников, – говорят педагоги Южного округа. – Мы сначала не могли понять, что случилось. Потом выяснилось: как только в Средней Азии начинается сезон полевых работ, многие родители отсылают детей помогать родственникам.
В школы русского языка отдают детей те умные родители, которые связывают свое будущее с Москвой, которых хотят интегрироваться в нашу жизнь. А остальные?
А остальные сдают отпрысков в обычные школы – по закону им отказать в приеме не имеют права, даже если ребенок вообще не понимает по-русски. И из таких классов и школ бегут москвичи. Выход? Выход есть!
Общины хотят, чтобы дети учились! – уверил меня зампредседателя Совета по делам национальностей при правительстве Москвы Ахмед Азимов. – Надо расширять сеть таких заведений и при приеме в общеобразовательную школу установить входное тестирование, причем для всех детей, откуда бы они родом ни были. У кого небольшие трудности – пусть учится вместе со всеми. Но учителя сразу будут понимать – таким детям нужно доучиться, и отправят их на факультативы по русскому. А кто совсем плохо говорит, пусть в обязательном порядке идет сначала в школу русского языка.
Но и тут проблема – нет законодательной базы. Уроки в школах должны идти на русском языке, но обязать ребенка-иностранца выучить русский язык никто не вправе.
ОПАСЕНИЯ
Кто лучше ведет себя на уроках?
Адаптацию детей мигрантов мы обсуждали на радио “КП”.
Зачем они нам? – кипятилась слушательница Валентина. – Они же ни во что не ставят наших учительниц, могут их послать, ударить…
Сидевший в студии дагестанец Ахмед Азимов устало вздохнул:
Уроды есть в любом народе. Неужели все русские дети всегда безупречны со своими педагогами? Между прочим, в Махачкале стоит единственный в мире памятник русской учительнице!
Действительно ли дети мигрантов хуже столичных ребят ведут себя на уроках? – Такой вопрос, готовя этот материал, я задавал многим учителям.
Мы читали о том, что в каком-то классе кавказский мальчик поднял руку на учительницу, – припоминали педагоги. И тут же добавляли: – У нас такого не было! Всякое случается на уроке: ребята нас и провоцируют, и разыгрывают. Но это нормальная детская шалость. Ребята шалят одинаково вне зависимости от национальности.
Напротив, ребята из Средней Азии обычно с учителями разговаривают почтительно, слушаются. Больше гонора у учеников, приехавших из кавказских республик. Но и тут опытный учитель знает, как справиться, – обычно одного “воспитательного урока”, проведенного с отцом такого джигита, хватает, чтобы тот поумерил надолго свой пыл.
В общем, как уверяли меня и учителя, и директора школ, и сами ребята, в столичных школах национализма гораздо меньше, чем за их пределами. Вспомним хотя бы компанию московских школьников, которую закрыл собой ОМОН во время беспорядков на Манежной в декабре. Среди мальчишек, собравшихся отмечать день рождения, были и русские, и грузины, и армяне. В приличной школе ребята не делят друг друга по национальностям. Это взрослые подчас раздувают огонь противостояния между коренными и пришлыми.
И все же школы Москвы уже делятся на “белые” и “все остальные”. Но проблема не в национализме, а в разном уровне подготовки детей к школе.
МНЕНИЕ ЧИНОВНИКА
Нужен тест на знание русского
Уполномоченный по правам ребенка в Москве Евгений БУНИМОВИЧ:
Все дети имеют право на образование. В России в школах преподают на государственном языке – на русском. Поэтому, очевидно, ученики должны им владеть. Сеть школ русского языка – это пилотный проект, они очень хорошо зарекомендовали себя, этот опыт надо активно расширять.
В школах Москвы будут созданы условия, чтобы все желающие дети иностранцев могли дополнительно изучать русский язык. Но сейчас основная проблема: зачастую родители настаивают, чтобы их дети шли в обычную школу, даже когда они совсем не в ладах с русским. Думаю, надо разработать механизм, например входное тестирование, чтобы всем сразу было ясно, куда определить ребенка: в обычную школу или для начала в школу русского языка.
А КАК У НИХ?
Во Францию каждый год приезжают около 200 тысяч иммигрантов. Адаптацией приехавших занимается Национальный совет по интеграции. Есть различные социальные службы и фонды помощи. С детьми работают сотрудники CASNAV – подразделения министерства образования. Родители каждого приехавшего во Францию ребенка обязаны обратиться в эту организацию. Детей тестируют специалисты. Если ребенок худо-бедно владеет французским – его определяют в обычную школу. Но большинство детей приезжих направляют сначала в специальные классы, где их от 3 до 9 месяцев учат французскому. И только после освоения языка ребят переводят в школы к сверстникам-французам.
В школах русского языка учатся 417 детей из 29 государств. Откуда приехали большинство ребят:
1. Киргизия 143
2. Таджикистан 66
3. Азербайджан 55
4. Узбекистан 39
5. Вьетнам 30
6. Афганистан 24
7. Армения 8
8. Молдавия 8
9. Турция 8
Учителя одни не справятся
Адаптация приезжих к жизни в нашем городе, в нашей стране – это не только обучение русскому языку. Хорошо бы еще объяснить, что сидеть на спинках скамеек, поставив ноги на сиденья, тоже не принято. И лузгать семечки себе под ноги – нехорошо. И отпускать сальные шуточки вслед проходящей женщины – негоже. Да и говорить с незнакомыми людьми надо, обращаясь на вы…
Казалось бы, после декабрьских событий на Манежной власти должны были бы задуматься о том, что в столице нужна продуманная программа по работе с мигрантами. Но на деле школы остаются единственной официальной структурой, которая занимается социализацией приезжих. По крайней мере детей приезжих.
Занимается на свой страх и риск. Так, как может. Так, как понимает. Хотя функции школы несколько иные – не адаптировать, а учить. Но у педагогов другого выхода нет. Они не могут отказаться от ученика, который учиться не умеет и на русском двух слов связать не может.
На сегодня школы, по сути, остались один на один с серьезнейшей социальной проблемой города. Проблемой, которая к системе образования имеет довольно опосредованное отношение. При этом нет ни официальной программы поддержки школ, где уже до половины учеников говорят по-русски с акцентом. Нет и унифицированных учебных программ, которые помогли бы адаптации таких детей. Нет продуманного финансирования. Авось школы и с этой проблемой сами справятся!
Не справятся.
И появление “белых” школ – тому доказательство.
Александр МИЛКУС, редактор отдела образования “КП”
В школах сталкиваются с разными проблемами. Среди них есть и такая, о которой педагоги предпочитают не говорить публично. В образовательных заведениях столицы и некоторых крупных городов становится всё больше учеников, плохо знающих или вообще не говорящих по-русски. В основном это дети мигрантов. Родители остальных школьников опасаются, что из-за разницы в восприятии материала пострадает качество обучения.
Русский язык без перевода Нуркамилю пока не дается. Его переводчик на киргизский - сосед по парте. В Екатеринбург приехал уже давно. Добровольные помощники для новичков - вынужденная инициатива директора. И встретить их можно в каждом классе. Например, в 11Б русские – меньшинство: 1 человек. Еще 7 киргизов, 2 таджика, 2 азербайджанца и армянин. Эта многонациональность объясняется просто: рядом со 149-й школой - крупный вещевой рынок.
"В сентябре, в мае, могут прийти люди, которые не владеют русским языком. Ребенок приходит к нам и общается только жестами", - говорит директор школы Инна Логинова.
Объяснять на пальцах здесь привыкли. По закону брать обязаны любого ребенка, даже без азов русского. Выкручиваются как могут - буквально разжевывают материал на уроках, и много занимаются после них.
"Таким школам как наша нужно помогать. То, что мы сами изобретаем велосипед и занимаемся выдумыванием разных методик по работе с детьми-мигрантами, это очень сложно", - сказала директор школы Инна Логинова.
Сложностей вообще много. Сами мигранты бояться приводить детей, потому что нет регистрации. Хотя в школе она не нужна. Педсостав жалуется, что с приезжими одни проблемы: они могут внезапно уехать на родину. Так же внезапно вернуться. Через полгода. Или вовсе выйти замуж в 13 лет и бросить учебу. Но все же главная проблема - языковой барьер. Родители русскоговорящих детей возмущаются: трудности перевода одних влияют на успеваемость всех.
"У меня у подруги девочка, она училась на четверки и пятерки, хотя она не понимала ничего, но на фоне тех детей ей ставили четверки и пятерки. Но в другой школе эти пятерки обернулись двойками, и трагедия матери, которая сидит и нанимает репетиторов", - рассказывает местная жительница.
"Представляете, когда дети учатся русскоязычные в обычной школе, и когда здесь больше половины класса - азербайджанцы, таджики и так далее, как учитель может объяснить материал одинаково доходчиво, чтобы наши дети поняли и они? Языковой барьер разный, дети понимают по-разному", - сказала еще местная жительница.
В Москве уже несколько школ, в которых примерно 7 из 10 учеников - иностранцы. Учителя говорить открыто об этой ситуации не хотят. Но когда корреспондент со скрытой камерой попыталась узнать, стоит ли устраивать своего ребенка в одну из таких школ, получила ответ: "У вас русский ребенок? Как вам сказать откровенно, посмотрите на наш контингент. Ну, вы сами понимаете, как они владеют русским языком: и устным, и письменным".
Зарина и после уроков разговаривает с сыном не на родном языке, чтобы быстрее привыкал. Хотя он и так неплохо говорит по-русски - учится в необычной школе.
Несколько лет назад в Москве открылись школы русского языка. Детей делят на группы в зависимости от возраста. Программа интенсивная. Начинают с букваря, через год ученики должны быть готовы к обычной школе.
Школа при школе - один из принципов обучения. В соседних классах - обычные ученики. На переменках общаются. На русском. Правда, таких спецшкол в Москве всего 13. Свободных мест нет.
"Я считаю, в каждой школе должна быть школа русского языка. Я считаю, для каждого родителя это очень важно, чтобы его ребенок научился русскому языку, чтобы он адаптировался в новой среде", - говорит Зарина Чурокова.
Индийский поклонник Тарковского, Питер или Петя Сикдар мечтает учиться во ВГИКе на режиссера. Уже сейчас работает на детском телевидении. А когда приехал в Москву 6 лет назад со своим братом-близнецом, год сидели дома - учиться этих детей брать отказывались, мол, нет мест. Пока кто-то не посоветовал: есть школа с курсами русского языка для иностранцев.
"Когда мы встретились с директором этой школы, она спросила: "Здравствуйте, как вас зовут?", мы не смогли ничего ответить. Нас взяли в школу русского языка, нам дали шанс, и оказалось все нормально", - рассказал Леша Сикдар.
Но кроме языковой, учителя сталкиваются и с другими проблемами: общий уровень знаний на родине многих мигрантов крайне низок.
"Когда ребенок достигает возраста 13 лет, он не знает таблицу умножения, даже если он освоил русский язык как средство общения, встает вопрос: в какой класс ребенка сажать. Вы понимаете, что 13-летний ребенок, сидящий за партой с второклассником либо третьеклассником 8-9 лет, это скажем, не есть хорошо", - говорит директор школы Любовь Олтаржевская.
В Москве уже сегодня из 750 тысяч учащихся примерно каждый 10-й - мигрант. И год от года их становится больше. Школ русского языка на всю страну единицы - они не исправят ситуации. О проблеме можно не говорить - именно так делают чиновники, но это молчание влияет на качество образования наших детей.
По разным оценкам, школы российских мегаполисов на 30-50 процентов состоят из детей мигрантов.
Эти дети почти не знают русского языка, трудно налаживают контакт с местными одноклассниками, плохо интегрируются в новую социокультурную среду. Но крупные города продолжают испытывать наплыв переселенцев, и число иностранных учащихся в российских школах год от года растет. Легко ли учить в одном классе детей, неодинаково владеющих русским языком и по-разному воспринимающих мир? Совместное обучение на пользу и тем и другим? Об этом - репортаж специального корреспондента "РГ" из средней школы N 50 Екатеринбурга.
В районе вокзала и рынка
"Сразу хочу заметить, - говорит Оксана Рожкова, директор 50-й, - школа у нас не элитная". Да уж... Вокзал и вещевой рынок "Таганский ряд" - близостью школы к этим двум объектам не сказать чтоб уж очень культурного назначения формируется значительный контингент ее учащихся. Это дети мигрантов. "Все приезжие, - объясняет Рожкова, - обычно останавливаются в Железнодорожном районе. Большинство из них торгуют на рынке, он в четырех трамвайных остановках от нас".
В школе 900 учеников. По словам директора, 40 процентов из них "не нашей национальности": украинцы, изиды, армяне, азербайджанцы, таджики, киргизы; был даже вьетнамец - выпустился в прошлом году. Чьи-то родители уже получили российское гражданство, это те, кого прибило к уральскому берегу первой волной миграции, вызванной распадом СССР. У кого-то, кто приехал сюда в 90-е годы, к нынешним дням появились свои квартиры. Стали россиянами и некоторые старшеклассники.
Коренные уральцы в 50-й школе пока все же преобладают.
Это дети железнодорожников, заводских рабочих, - говорит директор. - Можно сказать, у нас школа рабочей слободы.
Вы имеете право кому-то отказать в приеме?
Нет, я обязана принять в школу любого ребенка, живущего в нашем районе на определенных улицах. Я только интересуюсь гражданством. Если российское гражданство отсутствует, проверяю регистрацию.
Школа как школа. На стене в коридоре "Экран соревнований. Итоги второй четверти". На первом этаже у входа в раздевалку: "Уважаемые ученики! Ценные вещи (деньги, телефоны и т.д.) в карманах не оставляйте". В фойе первого этажа - выставка портретного рисунка "Любимые бабушки и дедушки". Под портретами - кто рисовал: "Брежнев Владислав, 4-в; Садыкова Улькар, 4-а; Губкина Юля, 3-г; Кожалиева Карина, 4-д..." Чередование разнонациональных имен и фамилий на такой выставке или в классном журнале было школьной рутиной в советские времена. А сегодня это новая реальность. Вроде бы все то же самое, только Садыкова Улькар и Кожалиева Карина, что учатся в одной школе с Брежневым Владиславом и Губкиной Юлей, теперь инофоны.
Инофоны
"Инофоны" - так учителя между собой называют школьников, чья родина Таджикистан, Киргизия, Армения, Грузия... "Инофоны, - говорит Оксана Рожкова, - это те, для кого русский язык не родной. А кто плохо понимает по-русски, тот нередко отстает и по другим предметам". Дело, конечно, не только в языке. Толковый словарь объясняет значение слова "инофон" более объемно. Это "носитель иностранного языка и соответствующей картины мира". Последнее, пожалуй, поважней. Религиозные устои, национальный менталитет, культурный и бытовой уклад - все это дети мигрантов приносят с собой на занятия. Им трудно. Некоторые лишь недавно в буквальном смысле спустились с гор.
Собирательный портрет ученика-инофона легко составить по некоторым биографиям.
Аня Армлик. Армянка. Жила с родителями в одном из сел Грузии. Семья переехала в Екатеринбург, когда Ане было два года. За год до поступления в школу ей и ее брату нанимали репетитора по русскому языку. Сейчас Аня заканчивает 11-й класс, собирается поступать в Уральский федеральный университет на экономический. Вся семья уже имеет российское гражданство и квартиру в Екатеринбурге.
Наджибулло Бобиев. Таджик. Приехал из Таджикистана. Ему 14 лет, но учится он в 4-м классе, куда его определили после тестирования. У себя на родине Наджибулло в школу не ходил.
Ты сейчас хорошо понимаешь по-русски?
Чуть-чуть есть проблемы.
Папа где работает?
На рынке.
Ирода Хашимова. Узбечка. Родилась в Киргизии. Ей 10 лет, учится в 4-м классе. Родители торгуют на рынке.
Когда мы в Киргизии жили, я училась во втором классе. А здесь меня взяли в первый. Я немножко плоховато учусь.
Какие предметы сложные?
Русский трудней дается. И еще математика. По русскому я хожу на дополнительные занятия.
Моноэтнические сообщества, когда таджики общаются только с таджиками, киргизы - с киргизами, а русские держатся своей компанией, - на взгляд Оксаны Рожковой, в школе не возникают - все дружат со всеми. "Конфликты, конечно, случаются, - говорит она, - но чтобы на национальной почве - такого я не припомню. Хотя мальчики и девочки из Грузии и Армении считают себя ну как бы европейцами, что ли, в сравнении с ребятами из Средней Азии".
А социальное расслоение? Оно есть, признает директор. В 50-й учатся дети из семей разного достатка. Но водораздел проходит не по национальности. "Нельзя сказать, что дети азербайджанцев обеспечены лучше, чем дети, допустим, таджиков, - говорит Рожкова. - У нас учится Оксана Цой. Ее папа кореец, гражданин Китая. У него крупный бизнес. Но я никогда не видела, чтобы Оксана показала, что она выше остальных: скромная, незаносчивая, дружит с киргизкой, чья мама работает в пекарне, печет булочки и достаток имеет такой, чтоб только отдать за квартиру и дотянуть до следующей зарплаты".
Петр и Мразик
Идет урок. В этот раз в классе только инофоны. Учительница дает задание:
А ну-ка назовите мне славянские имена.
Руки поднимают чуть ли не поголовно:
Правильно.
Отлично.
Петя и Петр - одно и то же...
Татьяна Чуйко преподает русский язык и литературу в 5-11 классах.
Со славянскими именами, - говорит она, - уже более или менее разобрались. Но им подчас трудно со своими именами разобраться. Ребенка зовут Мразик. Национальность - езид. Он пришел в пятый класс. Учительница говорит: ребята, сегодня мы будем надписывать тетрадки. Писать надо по-взрослому: не Петя, а Петр, не Маша, а Мария. Он спрашивает: а мне как? А ты так и пиши - Мразик.
С этими именами, говорит Чуйко, вечно что-нибудь приключается. Вспоминает случай, произошедший в одной из школ. Уверяет, что случай реальный, хотя очень похоже на анекдот:
В первый класс пришел мальчик по имени Мухаюб. Ну, понятное дело, дети стали звать его через "е". Мальчик по малолетству совершенно не понимал, что его обзывают. К третьему классу до него стало доходить, что что-то здесь не так. В конце концов папа этого мальчика пришел в школу выразить свое недовольство. А в тот день учительница, которая вела этот класс, заболела, и ее заменяла другая. И вот он говорит: мне кажется, что моего сына дразнят, а у нас, между прочим, его имя означает "властелин гор". Она ему: да что вы выдумываете, никто вашего Мухаеба не дразнит.
Мальчика зовут Амлет, - рассказывает Чуйко. - Я говорю родителям: надо что-то придумать, а то будут ребенка омлетом звать, у нас блюдо такое есть. Мы стараемся тактично объяснять эти вещи.
"Фасол" пишется с мягким знаком, а "вилька" - без мягкого
В 50-й школе не создают коррекционных классов для инофонов: у приезжих детей, как правило, нет проблем с развитием. Им только требуется преодолеть языковой барьер. Для этого существует специальный курс. Он читается на всех ступенях обучения, в том числе на последней, поскольку выпускникам предстоит сдавать ЕГЭ. Так называемая "компенсация" идет в начальной школе. Дальше - основы грамматики, спряжения, склонения. Это не значит, что без должного знания русского языка инофон встанет в полный тупик перед физикой и математикой.
Такого ребенка, чтобы вообще не понимал по-русски, - говорит Чуйко, - я у нас еще не встречала. Обычно советуют детям-инофонам: разговаривайте дома на русском. А мы, наоборот, иной раз говорим ученику: ты уж дома на русском не разговаривай. Потому что там русский бывает намного хуже, чем когда ребенок с одноклассниками общается.
Стараясь выбраться из непролазной чащобы склонений, спряжений, падежных окончаний, инофоны в какой-то момент, упреждая реакцию одноклассников (а те, как известно, не знают пощады), начинают сами посмеиваться над своими речевыми ошибками, проникаются самоиронией. Чем в учебных целях с удовольствием пользуются учителя.
Я говорю им, - делится Чуйко педагогическим опытом, - запомните: "фасол" пишется с мягким знаком, а "вилька" - без мягкого. Хохочут. Потому что уже понимают.
Все, с кем пришлось беседовать, отмечают: ученики-инофоны более мотивированы. Например, на бесплатные консультации по предметам ЕГЭ ходят именно они, остальные ленятся. Та же мотивация и у родителей-инофонов. Они хотят дать своим детям образование - то, какое, возможно, сами не получили на своей родине. С первого дня пребывания в русской школе дети мигрантов берут прицел на вуз. И многие поступают. Причем на бюджетные места.
Что говорят родители
Дана Мурзакулова приехала в Екатеринбург из Киргизии. Она бухгалтер. У нее в этой школе учится сын Абдусамат, первоклассник. Еще есть двойня, девочки, Айдай и Адинай. Ходят в детский сад. "Их тоже, когда подрастут, отдадим в эту школу", - говорит Дана. А у Марифат Одильбековой в 50-й учится восьмилетняя дочка. "Мы раньше в селе Хорог жили, это Таджикистан, - рассказывает Марифат. - А в девяносто четвертом году мой муж сюда на заработки приехал. Потом и я, только сильно позднее - в две тыщи шестом. Дочка уже здесь родилась. Во второй класс ходит. Что с ней вместе русские дети учатся, ну и там разных других национальностей, так это хорошо, я считаю".
Родители учеников-инофонов относятся к школе очень ответственно, чтобы не сказать трепетно. На родительские собрания женщины приходят принаряженные, как на праздник, чуть-чуть взволнованные, внимают каждому слову классной руководительницы, в пререкания с учительским персоналом не вступают. Мужчины реже в школу наведываются, но, придя, оставляют номер мобильного и обещают, если что, быть здесь по первому зову.
В том, что их дети учатся в многонациональных классах, родители-инофоны видят одни только плюсы. Как относятся к таким классам родители русских детей - этого они, скорее всего, публично не скажут, а если скажут, то едва ли будут до конца откровенны. Рады таким одноклассникам отпрыска далеко не все. Но делиться своим недовольством представители коренного большинства готовы только на условиях анонимности. Вот рассказ матери, чья дочь-восьмиклассница учится в государственном муниципальном лицее, расположенном в одном из престижных районов Екатеринбурга:
Я как мать против совместного обучения. Я сознательно выбирала квартиру в определенном районе с привязкой к определенной школе. Я хочу, чтобы мой ребенок получил качественное образование. Лет пять назад мигранты в принципе не могли отдать детей в лицей, потому что были входные тесты, для их детей абсолютно непреодолимые. Сейчас для первоклашек тесты запрещены. Берут всех по прописке. Я задаю вопрос директору: вы зачем их берете? Вы же понимаете, что процентов на девяносто эти дети не владеют русским языком даже на бытовом уровне. У нас в классе пять таких детей - киргизка, три азербайджанца и таджик. Кто-то из них вообще по-русски не говорит, кто-то - через пень-колоду. Причем не только дети по-русски не говорят, но и родители. Они на родительских собраниях не понимают, чего требует педагог. Они не могут выполнить вместе с ребенком домашнее задание. А программа сейчас усложненная. Особенно в лицеях и гимназиях. Там, например, технику чтения проверяют. Наши дети в первом классе читали в среднем пятьдесят слов в минуту. Не наши - шесть слов. Уровень восприятия информации у приезжих детей очень низкий. Учительница вынуждена останавливаться, повторять одно и то же по двадцать пять раз. Ей приходится уделять внимание организационным вопросам, дисциплине... Наши дети скучают, сходят с ума от непродуктивного пребывания на уроке. К тому же это менее конкурентная среда. Когда вокруг тебя товарищи, которые ни бэ ни мэ, к чему стремиться? Ты на их фоне просто супер. И пятерки получать очень легко. Я задаю вопрос директору: почему вы их не соберете в один класс? Директор говорит: если я соберу их в один класс, это будет гетто, они никогда не выучат русский язык, они будут общаться только между собой, а так они быстрее адаптируются. Я же считаю, что необходимы какие-то подготовительные этапы, скажем, курсы языковые. В первый класс они должны прийти с тем же базовым уровнем языка, бытового хотя бы, которым владеют русские дети.
Ваш район элитный?
Считается, престижный район.
Вы хотите, чтобы контингент учащихся в лицее был таким же социально однородным, как контингент их родителей?
Да, я этого хочу.
Но это тоже гетто, только другого качества.
Ну, что делать, мы живем в обществе, где, к сожалению или к счастью, не все равны. Поймите, к многонациональному составу класса я отношусь спокойно. Но я хочу, чтобы мой ребенок в школе нормально развивался. Чтобы он получил там определенный уровень образования и культуры.
Дети мигрантов мешают этому?
На мой взгляд, мешают. Одна моя знакомая живет как раз в том самом Железнодорожном районе, где школы буквально набиты детьми мигрантов. А у нее дочка в этом году в первый класс пойдет. Так мать добыла себе прописку в другом районе, чтобы отдать ребенка в лицей или гимназию.
По данным соцопросов, 37 процентов московских школьников негативно относятся к приезжим одноклассникам. Родителей, не одобряющих смешанные классы в столичных школах, еще больше. И так во всех мегаполисах.
Неприятие частью российского общества Махмуда и Гаяне в качестве одноклассников Вани и Маши проще всего объяснить ксенофобией. Но не всегда ксенофобия основана на слепых предрассудках. Иногда она имеет реальные источники, в данном случае - сложный клубок проблем, сопутствующих обучению детей-инофонов в русских школах. Ректор Московского государственного педагогического университета (МГПУ) Алексей Семенов считает, что в регионах с высокой концентрацией мигрантов необходимо принять законы, согласно которым гастарбайтер должен обеспечить своему ребенку хотя бы элементарное знание русского языка, а работодатель обязан оплатить обучение. В Европе этот вопрос ставят подчас еще жестче. В германской Баварии депутаты парламентской фракции социал-демократов предложили запрещать детям мигрантов посещать занятия в школе до тех пор, пока они не выучат немецкий язык.
В конце января в Екатеринбурге прошел семинар "Радикальные проявления ксенофобии и противодействие им". Директора 50-й школы Оксану Рожкову на этот семинар не пригласили. Хотя ей было что сказать. Ну то, например, что противодействие ксенофобии в любых ее проявлениях, и радикальных в том числе, должно начинаться со школы. И что один из способов воспитания толерантности - общая парта.
Как выяснила «Газете.Ru», в ряде школ Москвы существует проблема с классами, в которых минимальное количество русскоязычных учеников.
«У меня сложилась следующая ситуация: сын перешел из начальной школы в среднюю. Из четырех четвертых классов сделали пять пятых, так как создали два лицейских класса плюс еще из других школ дети пришли. И получилось, что класс моего ребенка оказался, во-первых, самым малочисленным (не 25-30 детей, как в остальных, а 17), а во-вторых, на 2/3 составлен из детей приезжих, тогда как хорошо говорящих по-русски детей практически не было (только две девочки). Но речь шла не только и не столько о мигрантах из бывших республик СССР.
У нас, например, девочка-китаянка, мальчик-кореец, мой сын еврей», — говорит мать одного из учеников столичного среднего учебного заведения Анна Гольдберг.
По ее словам, родители из этого класса начали активно выражать свое недовольство, и руководство школы перевело некоторых детей-иностранцев в другие классы, а в класс ее сына добавили детей, для которых русский язык родной. «Таким образом, баланс выравнялся, и все успокоились», — сказала Гольдберг.
Чиновники не в курсе
Статистики, отражающей, как много детей мигрантов учатся в российских школах, не ведется. По крайней мере это следует из официального комментария Министерства образования и науки «Газете.Ru».
«Есть ст. 78 закона «Об образовании», которая гарантирует равные права на образование в России для всех, в том числе и для иностранных граждан. Ни гражданство, ни этническая принадлежность не спрашиваются при поступлении ученика в школу. Школа может отказать родителям только при одном условии: если в ней больше нет свободных мест.
Не ведет статистики того, граждане каких стран обучаются в российских школах.
Более того, если вы придете в школу, вас не спросят и не имеют право спрашивать о гражданстве или этническом происхождении вашего ребенка», — отметили в пресс-службе ведомства.
В , которое после расформирования ФМС занимается вопросами учета мигрантов и иностранных граждан, находящихся на российской территории, «Газете.Ru» сообщили, что не владеют статистическими данными, сколько сегодня в российских школах учеников с иностранным гражданством.
При этом ранее «Газета.Ru» уже , что департамент образования Москвы обязал руководителей школ внести в личные дела учащихся сведения о гражданстве детей.
Однако в настоящее время департамент образования Москвы заверил «Газету.Ru», что подобной практики не существует.
«В соответствии с вашим запросом о количестве детей в московских школах, имеющих второе гражданство, сообщаем следующее: такие данные мы не собираем», — ответили «Газете.Ru» в департаменте.
Учителя не понимают, чему учить
По словам учителей, которым надо было учить детей, плохо владеющих русским языком, проблема тут не только и не столько в числе подобных учеников, сколько в системе их подготовки. Так считает преподаватель английского Надежда Дунаева, которая работает в школе одного из спальных районов Москвы. В их образовательном учреждении примерно 15% составляют дети мигрантов.
«С русским языком и с общепринятыми в нашем обществе нормами поведения зачастую плохо знакомы не только дети мигрантов, но и дети, чьи родители приехали в Москву с Северного Кавказа. Даже если у вас два-три подобных ребенка в классе, то работать с ними очень сложно. Представьте, всего в классе 25 человек.
Эти трое усваивают все крайне плохо, так как более половины материала просто не понимают. И у учителя стоит следующий выбор: либо уделять время только этим троим, либо остальному классу.
Хорошо, если учитель — фанат своего дела и организует дополнительные занятия для этих ребят, но вы же понимаете, что подобные педагоги — это исключение», — говорит Дунаева.
«А значит, дети не могут просто познакомиться как следует с русской культурой и русскими традициями, ведь основа этого знакомства — русский язык. Они потом не смогут интегрироваться в наше общество и продолжат существовать в своей реальности, которая никак не пересекается с нашей. И вот вам питательная среда для всяких этнических криминальных структур. Ведь не могут все работать дворниками или строителями, а есть людям что-то надо», — сказала учитель.
По ее словам, ни в коем случае нельзя создавать отдельные школы для детей, не говорящих по-русски, так как дети должны общаться между собой.
«Идеальным вариантом было бы создание специальных курсов и программ внутри общеобразовательных школ, чтобы детей-иностранцев учили по отдельным программам, но внутри одной школы. Раз уж эти дети у нас учатся, мы должны нести за них ответственность, в том числе и обучить их, чтобы они могли воспринять наш мир и нашу культуру», — отметила Дунаева. Пока подобных школьных программ в России нет, резюмировала она.
Школы Московской области лидируют по числу мигрантов «полуторного поколения» - ребят из иноэтничных семей, переехавших в страну в возрасте старше семи лет. Им сложнее, чем иностранцам-дошколятам или детям мигрантов, родившимся уже в России, адаптироваться к местным условиям. Культурная идентичность «полуторного поколения» начала формироваться еще на родине, и они не всегда владеют русским языком, что порождает трудности в обучении. Завлабораторией «Социология образования и науки» НИУ ВШЭ (Санкт-Петербург) Даниил Александров и сотрудники лаборатории Валерия Иванюшина и Екатерина Казарцева впервые картировали этнический состав российских школ и миграционный статус детей-иностранцев.
Миграционный статус учеников российских школ сильно варьируется по регионам. Методология, которую использовали исследователи на материале пяти регионов (Московская область – территории, примыкающие к МКАД; Санкт-Петербург, Ленинградская область, Томск, Псков), позволяет выявить расклад таких статусов в любом субъекте федерации. Внушительная «математика» проекта – опрос 21320 школьников в 365 школах названных регионов (2010-2013 годы), учет 56 этнических групп, – дает возможность судить о ситуации с детьми-мигрантами в России в целом. Прежде всего – определить те регионы, в которых остро стоит вопрос адаптации мигрантов «полуторного поколения» (поколения 1,5). В отличие от иностранцев, родившихся в России, эти дети сложнее приспосабливаются к инокультурной среде и хуже владеют русским языком.
Мигранты поколения 1,5 преобладают в Подмосковье, причем во всех этнических группах, но особенно много их среди узбеков и таджиков – 62%, выяснили Даниил Александров , Валерия Иванюшина и Екатерина Казарцева . В Томске же, например, большинство представителей этнических меньшинств – это либо местные уроженцы, чьи семьи веками живут на этой территории (например, татары), либо мигранты второго поколения (родители приезжие, но дети появились на свет в России). В Санкт-Петербурге местных уроженцев или мигрантов второго поколения больше среди украинцев, белорусов и татар, а по «полуторному поколению» лидируют таджики и узбеки (46-49%). Абсолютное большинство (от 85 до 93% учащихся) в школах изучаемых регионов составляют русские дети, уточняют исследователи. Их статья «Этнический состав школ и миграционный статус школьников в России» опубликована в свежем номере журнала «Вопросы образования» .
В определении миграционного статуса детей авторы статьи следовали классификации американского социолога Рубена Румбо. Отсюда – выделение таких категорий, как мигранты поколения 1,5 (ребята, успевшие поучиться в школе в родной стране, с частично сложившейся культурной идентичностью), поколения 1,75 (дети, перевезенные в дошкольном возрасте; они почти не помнят родину и говорят на языке принимающей страны без акцента) и даже поколения 1,25 (они приехали в Россию в возрасте 13-17 лет; их культурная и этническая принадлежность сформировалась на родине). Поколениям 1,5 и 1,25 бывает особенно сложно учиться в российских школах. А дети поколения 1,75, второе поколение мигрантов и дети из давно укорененных иноэтничных семей, напротив, легко приспосабливаются к российской школьной среде.
Мигрантов привлекают большие города
Регионы резко различаются по доле школьников с неродным русским языком. Больше всего таких учеников оказалось в Московской области – 16,2% (таб. 1), меньше всего – в малых городах и поселках Ленинградской области – 6,6%, выяснили авторы статьи. Санкт-Петербург приближается по цифрам к Москве – там 12,8% иноязычных школьников. Псков по доле таких детей (8,5%) сравним с Ленинградской областью. Примерно посередине между точками максимума и минимума находится Томск (10,1%).
Таблица 1. Доля иноэтничных школьников в российских регионах.
Источник:
Лидирующие цифры по мигрантам в Подмосковье понятны. Эти территории непосредственно примыкают к Москве – главному магниту трудовой миграции. Многие иностранцы живут в области, а на работу ездят в мегаполис. (Та же ситуация наблюдается и в случае с Всеволожском – пригородом Санкт-Петербурга, откуда мигранты ездят работать в Северную столицу). И наоборот, малые города и поселки менее привлекательны для трудовых мигрантов в силу меньшего числа и разнообразия рабочих мест.
На миграцию влияют традиции заселения региона
Этнический состав учеников школ показан в таблице 2. Группы национальностей объединены в категории на основе территориальной близости. Так, в одну группу вошли выходцы из Средней Азии (узбеки, таджики, киргизы и туркмены). Группу народов Закавказья представляют армяне, азербайджанцы и грузины. Этносы Приуралья и Поволжья – это татары, башкиры, чуваши и мордва.
Концентрация украинцев, белорусов, молдаван в Санкт-Петербурге, Ленинградской области, Пскове и Подмосковье выше, чем в Томске. В Московской области очень высока доля уроженцев Закавказья – 42,7%, на втором месте Санкт-Петербург – 37,1%. Представители этих этносов активнее всего переезжали в Россию 15-20 лет назад, таким образом, сейчас это более «старая» миграция; а более «молодые» направления – страны Средней Азии.
Псков выделяется высокой долей детей-прибалтов – 15,7%, что обусловлено территориальной близостью к нему прибалтийских стран.
Таблица 2. Укрупненные группы (% от всех иноязычных школьников в выборке).
Источник: тот же.
Однако на этнический состав региона влияет не только его географическое положение, но и история заселения.
В Санкт-Петербурге 22,3% иноэтничных школьников составляют украинцы (таблица 3). На втором месте – азербайджанцы (17,5%), на третьем – армяне (12,3%). Этнический состав школ Ленинградской области близок к тому, что сложился в Северной столице. В Московской области, где детей-мигрантов больше всего, самой большой иноэтничной группой оказываются армяне. Их свыше четверти среди всех детей-иностранцев (26,4%). Азербайджанцев же – лишь 9,3%. Как и для других регионов европейской части России, для Московской области характерно большое число детей с родным украинским языком. В Подмосковье их 17,6%.
В Томске самой внушительной иноэтничной группой в школах стали татары (22,2%). Значительную долю составляют немцы – 8,3% (в других регионах их в разы меньше). Такой этнический расклад объясняется тем, что татары жили на территории Сибири задолго до основания Томска. Немцы были перемещены сюда в 1941-1945 годах.
Таблица 3. Доля представителей различных этнических групп в школах (% от числа школьников с неродным русским языком).
Источник: статья Д.Александрова, В.Иванюшиной и Е. Казарцевой.
«Укорененных» иностранцев гораздо меньше, чем мигрантов
В целом длительность проживания в стране – миграционная история – серьезно влияет на адаптацию мигрантов. Так, многие армянские и татарские семьи живут в Петербурге уже пять поколений, сохраняя свою этническую идентичность, пишут авторы статьи. Эти семьи интегрированы в местную жизнь, прекрасно владеют русским языком, а у детей нет в обучении тех специфических трудностей, которые обусловлены культурными различиями.
Подобные укорененные представители этнических меньшинств намного отличаются от недавно прибывших трудовых мигрантов, у которых другой культурный опыт. Не случайно специалисты, а в их числе и Рубен Румбо, выделяют разные поколения миграции, в зависимости от давности переезда в принимающую страну. Для детей это особенно важно: их культурная идентификация и самоощущение как жителей страны во многом зависят от того, в какой стране они социализируются.
Расклад «аборигены – приезжие» иллюстрирует таблица 4. Местными уроженцами названы семьи, живущие на этой территории два поколения и более. Если же родители ребенка переехали в регион, семья считается мигрантами. Для всех регионов, кроме московского, доля местных уроженцев с родным русским языком колеблется в пределах 55-65%. Подмосковье контрастирует с общей картиной: таких семей там всего 44%. То есть, 56% семей поселились в регионе сравнительно недавно. Эти цифры понятны: в течение последних 20 лет в Московскую область шла внутренняя миграция.
Среди семей, для которых русский язык неродной, доля мигрантов во всех регионах явно превышает долю местных уроженцев. Больше всего детей иноязычных мигрантов в школах Московской и Ленинградской областей (89,8% и 82,6%), меньше всего в Томске и Пскове (чуть более 60% в обоих случаях).
В Санкт-Петербурге представители многих иноэтничных групп являются местными жителями: ряд диаспор (татары, белорусы, украинцы и пр.) веками «встроен» в местное население. Группа Закавказья дает иную картину. В ней лишь малая часть учащихся (до 17%) родились в семьях местных жителей, а большинство – мигранты второго поколения или поколения 1,75. Среди узбеков и таджиков преобладают представители «полуторного поколения».
Таблица 4. Соотношение численности школьников из семей мигрантов и местных уроженцев в разных регионах.
